Рассказ публикуется в сокращенном виде.
Бывают такие дни, когда весеннее солнце пригревает особенно ласково, напоенный влажной свежестью воздух пьянит, как шампанское, и весь ты тянешься к другому теплу, тоже свежему, влажному, юные владелицы которого вдруг как-то сразу заполняют собою все вокруг. И взгляд твой невольно ловит встречные взгляды, цепляется за пухлые губки, ласкается об оголенные ножки, липнет к сочной налитости форм, дразнящих тебя из-под облегченных одежд. И тогда возникает соблазн, перед которым ты даже не пытаешься устоять, тем более когда ты студент.
Было дивное апрельское утро. Несколько пьяный от наэлектризованного эротизмом воздуха я спустился в недра столичной подземки. В набитом пассажирами вагоне меня притиснуло к какой-то девчонке в простеньком демисезонном пальто. Моя рука оказалась в волнующей близости от ее бедер. В силу указанных выше причин я недолго боролся с охватившим меня искушением. Что страшного, если я прижму ладонь к серой ткани чуть сильнее, чем это уже сделала до меня толпа?
Поначалу моя рука со всей осторожностью двигалась по сладкой округлости, но я был мало этим удовлетворен. Уже на следующей станции, пользуясь толчеей, я постарался притиснуться к девочке плотнее. И весь перегон я жался к ней и, подстраиваясь под качание вагона, легонько оглаживал заветную холмистую плоть. Хотя, конечно, это было натуральное хамство, но что взять с иссушенного эротической жаждой студента, вдруг получившего возможность припасть к живительному роднику?
Если хозяйка тугих форм под серым пальто и заподозрила неладное, то пока она этого никак не проявляла. Никто не знал, как долго она будет терпеть мои наглые сексуальные происки, и я был готов тут же дать задний ход, как только она проявит малейшее недовольство нашим соседством. А пока, распаляясь все больше, уже совсем смело я пожал сквозь плотную ткань круглое девичье бедро:
Возмездие обрушилось на мою голову совсем с другой стороны. Резкий женский голос, прозвучавший над самым ухом, хлестнул меня плетью:
— Не прислоняйся к ней!
Я похолодел, чувствуя, как жаркая краска стыда заливает мое лицо, выдавая меня с потрохами.
«Это все, это конец!» — понял я.
— Я же сказала, не прислоняйся! — требовательно повторила дама. — Она может открыться!
— А Ленка меня поймает! — ответил ей с вызовом фальцет неподалеку от меня.
— Ну прямо! Надо мне дурачка ловить! — весело отозвалась… моя соседка.
Сказать, что у меня отлегло от сердца, — значит не сказать ничего. Меня, словно помиловав, вынули из петли прямо на плахе. Постепенно ко мне снова вернулась способность соображать.
Ее, оказывается, звали Леной. А тот шустрый паренек у дверей, скорее всего, ее брат. А эта, следовательно, маманя. Целая семейка! Причем явно не москвичи. Никто из москвичей не обращает внимания на устрашающую надпись «Не прислоняться!». Надо же, едва не влип!
Дальше мы ехали мирно. Тем бы все и закончилось, но одна мысль не давала мне покоя. Вряд ли девчонка так уж ничего не просекла. Терпела, скрывая раздражение, и не решалась дать отпор зарвавшемуся наглецу или: не хотела его давать?
Пару минут я честно боролся с искушением проверить свою догадку. И вновь соблазн оказался сильнее меня. И я, надавливая, провел по крепкой попе рукой. И снова — уже совсем не таясь. С прежней невозмутимостью она что-то быстро ответила на новую колкость братца. Переступила с ноги на ногу. Холмики отчетливо и жарко шевельнулись под моей вспотевшей рукой.
Поезд подкатывал к станции и начинал тормозить. И когда всех качнуло вперед, я навалился на спину в сером пальто, ухватисто проминая упругие ягодицы и вминая расклешенные пальцы в вожделенную плоть. Вагон остановился, мы выпрямились. Ей снова что-то сказал неугомонный брат. Она засмеялась и повернула к нему лицо. Я увидел алевший на ее щеке румянец, которого прежде не было. И который рассказал мне все…
Не скажу, что я потерял бдительность совсем. В какой-то момент мне показалось, что мамаша бросила на меня пару подозрительных взглядов. Но если у нее и были сомнения по поводу парня, что-то уж слишком плотно прилипшего к ее милому чаду, то непринужденная раскованность Леночки не дала этим сомнениям созреть.
